АЗИ ПРАВОСЛАВІЯ

Прощеное воскресенье

Протопресвитер Александр Шмеман

Последний день перед Великим постом всегда назывался в быту «Прощеным воскресеньем». В этот день в церкви читаются слова Христа: «Если вы не простите от сердца прегрешений друг другу, и Отец ваш небесный не простит вам прегрешений ваших» (Мф. 6, 15). Вечером же, в самый канун поста, в храмах совершается обряд взаимного прощения, так что вступаем мы в пост, в период очищения, углубления, освящения нашей жизни примиренными друг с другом.

Совесть есть та таинственная глубина нашего сознания, из которой приходит к нам раскаяние и желание очищения, возрождения, исправления. Именно раскаяние, этот голос совести, и приводит нас, как к первому шагу на пути очищения, к желанию простить и быть прощенным, вот к этому самому «прощеному» воскресенью. Почему?

Почему именно прощение и жажда прощения с такой очевидностью входят в нас одновременно с пробуждением совести как первое её требование, обращенное к нам? Да потому, конечно, что совесть и являет нам самую сущность зла и неправды как разделения, как вины перед другими. Достоевский устами старца Зосимы сказал: «Каждый перед всеми во всём виноват…». С первого взгляда эти слова кажутся нам не только каким-то нестерпимым преувеличением, но и попросту – абсурдом.

В чем же я виноват перед другими? – как бы обиженно и надменно спрашивает наш разум, наше «внешнее» сознание. Что же касается «морали», то она, пожалуй, согласится признать, что да, кое в чём, перед кем-то я действительно провинился, но – тут же успокоительно прибавляет она – разве без этого проживёшь?

Оставим разум его недоумению, оставим даже и мораль её объяснениям и оправданиям. Послушаем совесть – там, глубоко-глубоко внутри нас, где тихий, но такой твёрдый, такой беспощадный голос говорит: виноват. В чём эта вина? Нет, не в одних обидах и ссорах, действительно, пожалуй, неизбежных. Не в поверхностных пререканиях, не в мелочных раздражениях. Нет, эта вдруг ставшая для меня такой очевидной вина в другом: в самой моей жизни, насквозь пронизанной себялюбием, и это значит – сосредоточенной на мне самом, и это значит – отдалённой от «другого», от «других», превратившихся только в средство. Даже когда мы любим – любовь эта изнутри отравлена, искалечена «самостью», как если бы и в любви мы хотели любимого только для себя. Совесть, только совесть вдруг с беспощадной ясностью являет нам весь мир как борьбу всех со всеми, как постоянную «самозащиту», и потому «нападение», как арену животной борьбы каждого за то, чтобы выжить. Мы думаем, что враждуют, ненавидят, проливают кровь – другие. Государства, народы, правительства. Но посмотрим в себя – и мы в себе найдем первоисточник того разделения, той борьбы всех со всеми, в которой проходит и на которую уходит вся жизнь. Только ощутив, осознав это – начинаем слышать мы внутренним слухом правду слов Достоевского: «Каждый перед всеми за всё виноват», как и правду других слов, еще до Достоевского сказанных святым Серафимом Саровским: «Спаси себя – и спасутся вокруг тебя тысячи...».

Спаси себя: но это и значит – спаси себя, прежде всего, от этого изначального порабощения разделению, от этой внутренней отделённости от жизни, от людей, от ведомого или неведомого состояния борьбы, в котором живём мы.

Простить, быть прощенным! Ведь это и есть поворот от разделения к единству, от вражды к любви, от отделённости к соединению. Ибо простить – это не просто. Как мы часто говорим – «перестать обращать внимание» на недостатки других, или, еще хуже, – «махнуть рукой» на других. Это ли не равнодушие, не презрение, не цинизм. Простить и быть прощённым может только тот, кто вдруг со всею силой осознал весь ужас отсутствия в мире любви, всю бездонную печаль того одиночества, на которое в своем самоутверждении и себялюбии обрёк себя человек. Всё это выражается, всё эта звучит в той молитве, с которой обращается Церковь в Прощеное воскресенье: «Не отврати лица твоего от отрока твоего, яко скорблю…».

Вот она – та светлая печаль, которой одной постигаем мы, наконец, и корень, и сущность, и силу зла: холод сердец, иссякание любви, торжество в мире одинокого и на одиночество обречённого самоутверждения. Мольба о прощении, жажда быть прощённым… Как маленький ребенок, провинившийся перед матерью, тоскует о потерянном рае и любви, так и каждый из нас узнает, что с этого обращения души, смягчения сердца, с этой жажды примирения начинается в нас разрушение зла. И потому сколь бы ни было всё это далеко нашей холодной, жестокой жизни, в которой силой навязанный «коллектив» не преодолевает, а усиливает одиночество каждого, сколь ни было бы всё это чуждо самому духу нашего времени – только тут – в силе совести, в жажде прощения и в обращении души – начало нашего духовного возрождения.